Ж А Н К И Н О Л Е Т О
Вначале лета Жанке Войтовой исполнилось пятнадцать. Она его не отмечала, даже ни разу не вспомнила. Ей было не до праздников. В день, когда прозвенел последний звонок, её мама доярка с первой фермы сломала руку. Возвратясь из школы, Жанка застала её плачущей. Плакала она не от боли. Самое страшное было уже позади. Рука в гипсе, лекарства на столе. Лечись. Отдыхай. Осталось только известить начальство. Вот этого она боялась больше всего. Она знала, её группу коров тут же отдадут подменной доярке Зинке Перегудовой. Та спит и видит её ухоженных и хорошо раздоенных коров. Плакала доярка от досады, что ничего сделать не может. Жанке ничего не надо было объяснять. Она поняла состояние матери без слов. Ещё бы, мамина работа в их семье был единственный источник дохода. А это значит, велосипеда в конце лета у неё не будет. Да и сестренки в этом году пойдут в первый класс. Им сколько всего надо. Ничего ведь ещё не покупали. Она обняла мамашу за плечи, поцеловала и произнесла:
-Я буду доить твоих коров. Пока ты не выздоровеешь. Мать заплакала ещё сильней, но возражать не стала. Жанка знала клички всех её коров. Третий год помогали их доить. И когда она вместо матери поехала на вечернюю дойку, заведующий фермой Володя Крайнов ничего не сказал. Жанка выполнила мамкину работу без замечаний. Завфермы, обычно скупой на похвалы, тут не удержался, похвалил её за оперативность: «Молодец! Как ты быстро управилась!» .
На утреннюю дойку она пришла, когда подъехал автобус с доярками. Сама настраивала доильные аппараты, смазывала трущиеся узлы маслом, промывала их после дойки. Выполняла всё, что и полагалось делать любой доярке. Проверки и придирки начались через неделю, когда Зинка Перегудова наехала наехала на завфермы с претензиями, что какой-то несовершеннолетний ребёнок делает работу взрослого человека.
-Подумаешь,- кричала она,- какая-то рыжая малявка возомнила себя неизвестно кем, как бедто у нас некому работать!
Завфермы слушать Зинку не стал. Тут она человек новый. Ни авторитета, ни уважения ещё не заслужила. Совсем недавно её перевели сюда со второй фермы, где она со всеми перессорилась и завела «шуры-муры» с тамошним завфермой. Крайнов Перегудову осадил, но на всякий случай учинил Жанке проверку, и остался ею доволен. В это время было приятно смотреть на счастливое жанкино лицо. Из под косынки выглядывали огненно-рыжие кудри, веснушки на её чуть вытянутом лице стали розовыми, длинные, но тонкие руки не знали покоя. Женские формы, которые особенно волнуют мужчин, только обозначились. Про таких говорят: «Гадкий утёнок». Но Жанке это не подходило. Она по-своему была красива и интересна. Её обаяние строилось на мимике, жестах, острых словечках. Свою работу она делала легко и быстро. Про неё можно было сказать: этакий чертёнок в юбке. Но юбок она не носила. Ходила в простеньких джинсах, носила легкие блузки. А на дойке прятала свои рыжие кудри под косынку.
Все работники фермы: доярки, скотники, телятницы Жанку любили. Иногда по-доброму подшучивали, подсказывали, если что не так, помогали. На шутки она отвечала шутками, помощь не отвергала, всегда благодарила за помощь. Только у Зинки Перегудовой было насчёт Жанки особое мнение: нечего делать на ферме этой несовершеннолетней ржавой малявке. И она своего добилась. В конце концов, завфермы не пуп земли, есть начальство и повыше. Сказала, кому следует. Приехали, разобрались с заведующим фермой, наказали. Потребовали уволить малолетку и на её место поставить другого человека. Хотя Володя Крайнов был человеком упёртым и упрямым, но распоряжение начальства выполнил. Он снял Жанку с группы и вместо неё поставил Зинку. Жанка рыдала, ей было жалко своих коров, а мама ещё лечилась, и работать не могла. Было это в середине августа. Крайнов, вопреки распоряжению, Жанку не уволил, а до конца каникул предложил поработать помощником повара в маленькой столовой при ферме.
Зинка праздновала победу. На дойку приезжала вся расфуфыренная, нарядная. Коров доила в мягких бархатных перчатках. Хвасталась, какая у неё мягкая и нежная кожа. В своё время целых два года Зинки жила в городе, выходила туда замуж, но не сложилось семейной жизни, вернулась домой. В городе нахваталась разных словечек, как говорили злые языки, научилась крутить хвостом и охмурять мужиков. Она и к Крайнову подкатывала, но тот её быстро осадил. Теперь она положила свой глаз на застенчивого паренька-шофёра с молоковозки. Благодаря ему приезжала на ферму на полчаса раньше, чем автобус доярками. Те только выходили из машины, а она уже настраивала доильные аппараты.
Жанка тоже по привычке приходила на ферму рано, часто ещё до приезда автобуса с доярками. Жила она рядом с фермой, а чтобы не суетиться и всё успеть, едва проснувшись, спешила на работу. В то утро она пришла на ферму, едва на северо-востоке обозначился сиреневый рассвет. Она видела, как приехал молоковоз, и из него выскочила как всегда нарядная Зинка Перегудова, как она важно прошествовала до холодильного терминала, а потом куда-то исчезла. Выслуживается,- решила Жанка,- сейчас будет греметь доильными аппаратами, изображать кипучую деятельность. Жанка пошла к терминалу, ей нужен был водитель Коля. Возле машины его не было. Она зашла в холодильный терминал, обошла молочные танки, но его нигде не было. Вдруг она услышала, что в одном из танков кто-то плещется.
-Ну вот опять кто-то забыл закрыть крышку,- подумала Жанка, и стала подниматься наверх по приставной алюминивой лесенке. Тогда в этот танк упал голубь и барахтался в молоке, пока не утонул. Но то, что увидела Жанка в молочном танке сейчас, лишило её дара речи. Она чуть не сорвалась с лестницы, но вовремя перехватилась за поручни. В танке плескалась Зинка Перегудова.
-Ах ты, сука,- крикнула она и захлопнула крышку. Но крик не получился, только сдавленный хриплый шепот. Зинка ничего не расслушала, стала стучать по стенкам танка и кричать:
-Коля, Коленька, ну не шути, доярки скоро приедут!
Коля выбежал откуда-то из боковой двери и крикнул:
-А ну слазь, малявка, а то сейчас надеру уши!
В руках у Жанки был кухонный нож. Колю она искала, чтобы он его наточил, но обстоятельства изменились. Она выставила нож впереди себя и грозно произнесла:
- А ну попробуй, наделаю дырочек, ни один хирург не заштопает!
Она встала на крышку танка и размахивала ножом как саблей. Колька сначала бросился к лестнице, но видя, что с ним не собираются шутить, отпрянул в сторону. Из бочки танка неслись трехэтажные маты, стенки его содрогались от ударов ногами. Колька бегал вокруг танка и тоже матерился, угрожал растоптать Жанку, как шмакодявку. Куда только делась его стеснительность. Зинка стала слезно причитать:
-Ой, Ой, спасите, задыхаюсь, тону!
-Так тебе и надо, стерва нахлобученная, одной сукой будет меньше!
Жанке стало весело как никогда от беспомощности её недругов. Она подумала: вот если бы этот придурок не бегал вокруг бочки, а выскочил на улицу и сорвал с пожарного щита багор, ей бы не поздоровилось, а так можно сколько угодно тянуть время и ждать, когда приедут доярки. Тихоня Колька словно услышал её, выбежал на улицу, но бросился не к пожарному щиту, а к своему автомобилю. Завел его и умчался неизвестно куда. Минут через десять приехал автобус с доярками. Жанка кричала им из терминала:
-Сюда! Сюда! Скорей идите посмотреть, какую я русалку поймала!
Выбравшись из бочки, Зинка пыталась оправдываться, что она туда нечаянно упала. Жанка схватила валявшиеся возле танка зинкины джинсы, туфли и блузку и бросила в неё:
-А это зачем сняла, чтоб легче было падать?
К коровам Зинку больше не допустили, а через месяц отправили на два года на нары. Жанка снова доила мамкиных коров и была по-детски счастлива. Что может быть приятнее, когда намеченные тобой цели сбываются. Прошло три месяца с того момента как она пришла на ферму, а ей казалось целая вечность. Она вдруг почувствовала, что голос её изменился, руки огрубели, а груди округлились, выросли. Её уже не прельщали детские шалости. Она стала придирчиво относиться к своей внешности. В последний день августа жанкина мама наконец-то вышла на работу. В этот же день к Жанке пришла подружка и спросила пойдёт ли она в девятый класс.
-Что я там забыла,- Жанка грустно улыбнулась,- я уже взрослая, хватит наше у матери сидеть, пойду в вечернюю…
Вечером, когда подружка ушла, Жанка долго не могла заснуть. Встала, достала из шкафа тонкую свечку, зажгла и долго смотрела на горящий огонёк. Свеча была настоящая, восковая, при горении не трещала. От неё исходил какой-то неповторимый благодатный дух. Свеча горела долго, а Жанна всё сидела и смотрела на огонёк. Потом тихонько произнесла: лето кончилось, детство тоже.
-
|
