Роковой выстрел…
Выстрел в упор…                        (продолжение, читать в начало) 
 

Ствол во время выстрела упирался в висок…
Девочки продолжают сидеть. Они устали – конец дежурства. В голову настойчиво лезли страшные подозрения, которым они поверить не могли. Максим понял все. Он отходит в сторону, бросает на стол пистолет, дрожащими руками расстегивает кобуру и кладет ее рядом. Одна из однокурсниц поднимается и потихоньку зовет: «Ваня, Ваня…». Она видит, что Ваня уперся двумя руками в стол и безуспешно пытается оторвать свою голову от стола. Кровь фонтаном бьет из ран – за секунды под столом образовалась гигантская лужа. Она все поняла – истошный крик «Ва-а-а-аня-я-я-я!». 
Курсантки смотрят на своего командира. В их глазах немой вопрос: «Что это? Что случилось?»

Офицер по инерции отдает команду: «Девочки, бегите!».
Девочки замерли, и офицер начинает истерить: «Девочки, бегите! Это уголовка! Меня же посадят!». Курсантки в панике действительно побежали, за ними побрел их командир. Да, его посадят… А Ивана нет… Его не только не посадят, его просто НЕТ.
Мимо столовой в этот момент вместе со своим товарищем проходил сотрудник патрульно-постовой службы Александровского ОВД Вадим Капочинский. Их пораньше отпустили с занятий по медицинской подготовке, и Вадим нес с занятий индивидуальный перевязочный пакет. Через несколько секунд после выстрела мимо них пробежали рыдающие курсантки. На вопросы они не отвечали – не ответила даже та курсантка, которую Вадим схватил за руку и тем самым остановил. Последним шел Тимашов. Его ответ на вопрос, что случилось – «Там п…ц». Выстрелил человеку в голову, бросил его истекать кровью, и не нашел ничего лучшего, чем грязно выругаться на вопрос людей, которые могли помочь раненному. 
Вадим с товарищем зашли в столовую. В дальнем углу за столом сидел истекающий кровью курсант. Товарищ Вадима подошел ближе и закричал: «Он дышит! Он живой!». Только здесь Вадим понял, что произошло. Сразу моментальная реакция: команда товарищу: «Беги за медиком!»; сам разорвал пакет и зажал раны головы. 

Низкий поклон тебе, дорогой. Именно из-за твоих своевременных, грамотных и самоотверженных действий у нас были три дня надежды. Три самых трудных, но таких важных в нашей жизни дня.

Моментально прибежали медсестра университета и преподаватель медицинской подготовки. Медсестра выбросила пропитавшиеся кровью тампоны и зажала раны большими пальцами рук. Ей помогали медик, Капочинский  В. и его товарищ. Они же вызывали бригаду скорой медицинской помощи. Скорая ехала долго… У медсестры уже катились слезы от бессилия – «Пульс очень сильный, нет сил уже держать, пальцы не слушаются…». 
Первой приехала машина МЧС. Подошел пожилой мужчина с чемоданчиком. 
- Сделайте же что-нибудь! - бросился к нему Вадим;
- Че я тебе, медик, что ли? – дедушка разворачивается и уходит.
- А зачем приехал тогда? – этот вопрос Вадима остался без ответа.
Через 40 минут после вызова прибыла «скорая». Активности никакой от приехавших медиков не было. Вадим и здесь взял инициативу на себя:
– Где ваша машина?
- На улице, за КПП.
Да что же это такое? Умирает человек, истекает кровью, а скорая едет сорок минут, потом оставляет машину на КПП, идет по территории университета не менее 300 метров. После этого курсанты бегут на КПП, хватают носилки, бегут за Ванькой, тащат его обратно, а медсестра продолжает удерживать своими пальцами ослабевающе пульсирующую кровь. Эх скорая, скорая… Не твоя это заслуга в том, что Ваньку живым довезли в больницу.
Огромная кровопотеря, чудовищное разрушение мозга, сорокапроцентный ожог вещества головного мозга, но трехчасовая операция проходит удачно. Ванька жив, кровотечение остановлено, осколки костей черепа из раневого канала удалены. 

На следующий день из-за чудовищно прогрессирующего отека мозга – мозг превратился в сплошной раздувшийся синяк – проведена повторная операция. Кости черепа раздвинуты для того, чтобы мозг не сдавливало черепной коробкой.
На второй день легкие и сердце заработали без стимуляторов. Как мозг смог в таком состоянии подавать команды органам? Вот оно чудо. Надежда получает весомое основание – сынок, не сдавайся! В этот же день начали кормить Ваньку. Нормальная пища – мясо, овощи, бульон через зонд в желудок. Низкий поклон врачам 4-й городской больницы - бригадам нейрохирургов, лечащему врачу Бабикову Александру Викторовичу, заведующей  реанимацией Марине Владимировне.

Низкий поклон священникам Александровского храма, храма на территории больницы, Старомарьевского храма, храма села Северного, с которыми мы общались лично, и другим священникам, откликнувшимся на просьбы наших друзей, служившим молебны за здравие, причем делавшими это незамедлительно, не требовавшими никакого за это вознаграждения.
Низкий поклон всем нашим многочисленным родственникам, поддерживавшим нас и морально и материально.
Низкий поклон нашим друзьям, также помогавшим нам весь этот период.
Низкий поклон всем, кто собирал и передал нам деньги.
18 июня мы уже решили забрать детей и уехать в Ставрополь на съемную квартиру, чтобы быть уже постоянно рядом с сыном, хотя к Ваньке нас не пускали, помощи от нас не принимали, и все участие наше заключалось в двухразовом в сутки посещении докторов, которые только и говорили: «Улучшений нет, ухудшений нет, состояние крайне нестабильное, но мы все надеемся…». Надеялись и мы.
Вечером мы были дома – приехали собрать вещи и детей, намереваясь с утра ехать в Ставрополь. В 21 час 20 минут жена позвонила врачам. Каждый день в это время мы звонили в реанимацию и получали один и тот же ответ – без изменений. Супруга разговаривала в другой комнате и вышла к нам. Все, конечно, ждали о нее новостей. «Попросили позвонить чуть позже» - ответила она. 
Я все понял уже в этот момент. Я ждал этого, поэтому звонить боялся. Всех, кто был в этот момент в доме я попросил:
- Пожалуйста, помолитесь со мной. Акафист Блаженной Ксении. Сегодня кум был в Храме на ее могиле в Санкт-Петербурге, заказал молебен, и мы помолимся, попросим матушку помочь нашему сыночку.
Молились мы с женой, моя сестра, племянница, наши друзья. Уже на второй странице у меня начали трястись руки, в груди началось сильное жжение – никогда до этого я не ощущал ничего подобного. Вслух читая о житии Святой, о ее душевных подвигах, творимых ею чудесах, мысленно я молил ее помочь выжить моему сыну. В ответ я слышал… Нет, это не был диалог, мне никто ничего не говорил в прямом смысле этого слова, но мне шел ответ: «Он умер!». Я продолжал читать акафист, тупо продолжал умолять помочь выжить моему сыну, но жжение в груди все увеличивалось, шел монотонный, спокойный, уверенный посыл: «Он умер». 

С последним поклоном я сразу вышел в другую комнату, спокойно набрал номер реанимации:
-Здравствуйте! Это отец Бондаренко Ивана…
- Одну минуту, - это ответ в трубку, а потом обрывки диалога в кабинете,- Скажи ты! Нет, говори сам…
Не менее 30 секунд они спорили, кто сообщит эту новость, а мне было все слышно. Не было никаких эмоций, только вместо жжения сильно сжало сердце…
- Примите наши соболезнования! Иван скончался в 21 час 27 минут…